Это были первые годы перестройки. Мы зимой пускали одну из фабрик керамического комплекса «Тольяттиазот». Я тогда работала с испанцами, по проекту которых и строилось это производство. Проще говоря, ответственность за пуск была полностью на их плечах. Но вот незадача: их главный технолог вдруг простудился, причем основательно: кашлял, чихал, ходил с красным носом и слезящимися глазами, в общем, все признаки простуды на лицо. Но на этом самом «лице» они проявились только в пятницу вечером. Заводские доктора уже разошлись на свои заслуженные выходные, вызвать врача на дом «к умирающему», а именно таким он себя тогда и чувствовал, было практически невозможно. И в больнице в выходные были только дежурные врачи, к тому же, он иностранец, без прописки…
В общем, проблема. Тем более что пуск – это дело очень серьезное, там свои жесткие сроки, а без технолога – никуда.
Мы тогда не были избалованы всякими заморскими средствами, не знали никаких «Колдрексов» и «Эфералганов», зато все являлись доками в средствах народной медицины. Поэтому, посоветовавшись с народом, то есть с нашими заводчанами, работавшими в том же цехе, я решила спасать ситуацию своими силами с помощью народной медицины.
Кто-то принес малинового варенья, кто-то – меда. С трудом нашли пачку сухой горчицы – тогда ведь все было дефицитом. Сухую горчицу решили положить на ночь больному в носки, а на спину поставить банки.
И вот вечером я пришла в комнату тоазовской гостиницы, где жил этот товарищ. А был он, надо заметить, огромного роста. Наши ему еще прозвище дали – Кинг Конг. Я попросила другого испанца, его соседа по комнате, ассистировать мне во время процедуры установки банок.
Представляете, эти капиталисты медицинские банки видели первый раз в жизни. Темнота!
Я с гордостью разложила все на стуле рядом с больным, приготовила спички (он, кстати, смотрел на все это, особенно на спички, с большой подозрительностью), взяла карандаш (другого ничего не нашлось), намотала на его кончик вату и приготовилась ее зажечь. Но перед этим, естественно, откинула одеяло, посмотрела на спину больного и… так и застыла с незажженной спичкой в руке.
Такой спины я раньше никогда не видела, разве что в зоопарке у орангутангов. Я, конечно, знала, что мужчины бывают волосатыми, но чтоб настолько…
Это был настоящий Кинг Конг. Спина была сплошь покрыта густой кудрявой шерстью. Причем, когда я робко попробовала раздвинуть эту шерсть, чтобы хоть чуть-чуть расчистить место для пресловутых банок, пальцы мои запутались, а кожа под растительностью оказалась такой толстой, что ее невозможно было даже ущипнуть, просто бронежилет какой-то. Здесь и пол-литровым банкам  пришлось бы туго, а мои, вообще, смотрелись очень сомнительно. Но других у меня не оказалось, а Кинг Конг был готов ко всему, лишь бы к понедельнику встать на ноги.
Да и мой ассистент в предвкушении неведомого ему доселе интересного зрелища уже держал наготове следующую банку. Я сделала решительный шаг к кровати, зажгла ватку на карандаше, быстро сунула его в банку и приложила к лохматой спине. Несознательная банка и не подумала прилипать, подпрыгнула и покатилась по спине. Я попыталась ее поймать, при этом уронила карандаш с горящей ватой прямо на волосатую спину, он с потрескиванием покатился по крутому боку, оставляя за собой проталину из подпаленных волос. В прямом и переносном смысле слова запахло «жареным».
Как ни странно, мой пациент физически ничего не почувствовал, кроме запаха паленой шерсти, и с подозрением спросил:
- А чем это пахнет?
Я быстро заверила его, что это запах паленой ваты. При этом изо всех сил давила ногой на ногу моего ассистента, показывала ему кулак и всякими другими жестами пыталась заставить его не выдавать меня. А он и не мог говорить – просто давился от беззвучного смеха. Зажал рот рукой, чтобы не расхохотаться вслух, сложился пополам, иногда поднимал голову, судорожно глотал порцию воздуха, смотрел то на меня, то на диагональную проталину, вернее пропалину, через всю спину нашего пациента и опять складывался пополам от смеха. Но меня все-таки не выдал. Ему, наверно, было интересно увидеть, что же из этого, в конце концов, получится.  
Последующие банки никуда не хотели клеиться, кроме подпаленной местности. Я так и поставила их по диагонали вдоль «расчищенной дорожки». Зрелище было потрясающее. К счастью, сам Кинг Конг не видел в это время свою спину…
Носки Кинг Конга оказались такими громадными, что в каждый из них пришлось высыпать по полпачки горчицы. Для сравнения: такой же пачки хватило бы как минимум десяти нормальным людям. Для верности я дала ему чай одновременно и с малиной, и с медом. Мы накрыли его несколькими одеялами, так как обычного одеяла все равно ему не хватало бы, и оставили так до утра.
Мои старания не пропали даром: на утро он почувствовал себя намного лучше. Ему разрешили денек поваляться, хотя во время пуска приходилось часто работать и в выходные, а к понедельнику он уже вполне нормально себя чувствовал.
Но все-таки для порядка его решили свозить в больницу и показать врачу, тем более что одному из наших инженеров тоже нужно было в больницу, но к окулисту: он в воскресенье что-то делал у себя в гараже, и ему в глаз попала маленькая металлическая стружка.
Врач проверил Кинг Конга и уверенно сказал:
- Жить будет!
Довольные, мы остались ждать нашего инженера, которому извлекли из глаза эту самую стружку. Он появился в дверях с перевязанным глазом и весело сказал:
- Я Нельсон!
Я и люди, сидящие рядом, засмеялись, а Кинг Конг вдруг меня серьезно спрашивает:
- А почему он так сказал?
Я говорю:
- Он шутит. Просто он сейчас похож на Нельсона, у того тоже один глаз. Ты же знаешь, в Лондоне ему памятник установлен на Трафальгарской площади.
Мои слова вызвали какой-то странный блеск в глазах у выздоравливающего Кинг Конга. Лицо его выражало интерес и удивление одновременно.
Но надо было уезжать, мы сели в машину и поехали на завод.
Кинг Конг был радостно встречен своими коллегами и нашими заводчанами. Он с гордостью рассказал своим о вердикте врача, что его жизни более ничего не угрожает, до меня доносились обрывки фраз о том, как я его лечила. К этому времени мой бывший ассистент решил расколоться и рассказал о пожароопасных манипуляциях, которые я проводила. Его рассказ периодически прерывался дружным смехом, потом опять стал говорить Кинг Конг, все слушали внимательно, с каким-то недоверием, и почему-то иногда поглядывали в мою сторону…
Потом один из слушателей отделился от толпы и сопровождаемый внимательными взглядами остальных подошел ко мне и решительно спросил:
- Сколько глаз у Ельцина?
Его вопрос меня просто обескуражил. Я, естественно, ответила, что два, и спросила, почему это его вдруг так заинтересовало.
Оказалось, что почему-то Кинг Конгу послышалось, что мы говорили не про Нельсона, а про Ельцина. И он с моих слов пытался убедить своих коллег, что памятник одноглазому Ельцину почему-то стоит в Лондоне на Трафальгарской площади…
Пришлось внести ясность в эту историю.
Кстати, банки Кинг Конг забрал в Испанию вместо сувенира и в качестве оправдания по поводу «шерстяных узоров» и подозрительных кружочков на спине. Он потом рассказал, что его жена, которая, между прочим,  работала медсестрой в больнице, тоже никогда ничего подобного не видела. А еще она его вдруг спросила:
- Ты что там, в России, на пляж ходил?
Он спросил, с чего она это взяла. А та ответила:
- У тебя почему-то в  носках было по килограмму песка….  
 
Людмила ЖУКОВА,
переводчик «Тольяттиазота»