Погибла деревня Любовь труда 

Продадут все за копейки помещику, скупившему земли колхоза. Районные чиновники отберут все и пустят имущество с молотка. Давно не был я на родине. Может, остатки «Союза» и проданы уже.
Появление на селе латифундистов и мироедов помельче, с угодьями в 500-2000 га, будет связано с насилием и кровью. Представьте ситуацию, когда помещик запретит пасти немногочисленное стадо крестьянских буренок по оврагам и неудобьям. Земля-то вся помещичья, это его право. Крестьяне продали всю землю, у них остались только огороды.
Не все сельчане будут резать себе горло, как мой земляк Иван Медняков. Нормальные люди повторят подвиг Гастелло: сначала порежут горло мироеду, а потом уж себе, легче ведь идти на «разбор полетов» к Богу.
Сегодня избиение хозяевами поместий батраков -- обычное дело: кулаком по морде или сапогом по ребрам. Сам не раз наблюдал эти сцены.
За 55 лет, которые я проработал при социализме, не только не видел, но и не слышал, чтобы председатель или бригадир в колхозе, начальник цеха или мастер на заводе избили рабочего. Теперь избиения стали нормой жизни.
Лет пять назад совхоз «Красные Горки» захватил «эффективный» частный собственник. Он сразу привез в село охранников, похожих на уголовников. За одно лето перерезал и продал мясом последнее дойное стадо, распродал на металлолом всю совхозную технику. Теперь на фермах и в мастерских сел Пискалы и Еремкино тишина -- нет ни скота, ни техники, да и собственника тоже нет.
Ноябрь, холодный дождь барабанит по кузову, 9 часов вечера, темно кругом. «В «козелке» горит лампочка, в машине нас двое: я и бывший фермер Владимир Ефремов, сидим, беседуем о житье-бытье. На последнем метре асфальта у столовой совхоза «Красные Горки».
Я уж собрался распрощаться с Володей да тащиться по холодной хляби на пчельник, но тут из тьмы печально выползает грязный «жигуленок» с полевой дороги на асфальт.
-- Бандиты хозяина! -- бросает Ефремов. -- Они уже многих помяли в Пискалах. Вооруженные…
Из «пятерки» вышли двое охранников, подошли с боков к моей машине, заглянули внутрь -- пусто, груза нет.
-- Что тут стоишь? -- спросил один.
-- Да вот, еду на пчельник! -- ответил я, а сам держу кончик ключа в замке зажигания. Думаю, если нападут, то надо успеть повернуть ключ и таранить машину бандитов.
-- Не стой здесь, уё…
Высадил я Ефремова да поехал. Проезжая мимо, увидел, что охранников в машине пятеро.
Сегодня ни один новоявленный помещик не ездит без охраны. Но это сегодня, пока идет отъем земли и собственности у колхозов и совхозов. Продолжение будет завтра, когда начнется закабаление крестьян, а оно начнется: латифундистам нужны дармовые рабочие руки.
Народ в селах потянулся в отходники и батраки. Еду по северному берегу реки Тарханка, идет 2009 год. Позади погибшая деревушка Любовь Труда, основана в 1925 году, погибла в 2005-м.
Справа, за речкой, пяток машин, с десяток человек: язычники-чуваши бродят среди деревянных столбов на небольшом кладбище, обходя могилы родственников.
Слева на пригорке расположилось стадо в 60-70 голов коров и полуторников, в высокой траве у дороги лежит пастух. Я остановился, расспросил пастуха, кто он и откуда.
Мужику 53 года, сын Петра Хвастунова, которого я хорошо знал, работящий был колхозник, умер на восьмом десятке три года назад. А вот сыну в родном селе работы не нашлось. Пришлось мужику податься в Татарстан, пасти скот помещичий в 150 км отсюда. Дома с огородом справляется семья, но на одном огороде не прокормиться. Пришлось земляку податься в батраки и жить в вагончике. Месяц -- круглосуточно в поле и вагончике, месяц -- в семье.
Это надо же: на селе при капитализме нет работы! А в пору моей юности было столько работы, что я с весны до глубокой осени постоянно не высыпался, ждал дождливого дня, чтобы выспаться.
Сегодня в бассейне речки Тарханки при ее длине почти в 40 км нет ни одной русской деревни, погибли все: Полянки-Редут, Любовь Труда, Русская, Благодаровка, Петровск. Начали вымирать чувашские села: Васькино, Артюшкино, Чувашское Урметьево, Лашман, Ново-Аделяково. Русских в этих крупных селениях осталось всего несколько семей, одни старики. Чуваши долго держались на земле, не перебирались в города. На земле их держал язык. Ну кому была охота говорить на чужом? В селах все шпарят на чувашском, а в городах надо на русском говорить.
Хотели люди пофазендейрствовать да батрачков нанять, но сами теперь будут батраками. Теперь пора переименовать не только умирающую Покровку на Тарханке в Голозадовку, но и почти любое российское село можно окрестить таким неблагозвучным названием.

Разруха на селе потрясла страну

Эксперименты, начатые Горбачевым и продолженные Ельциным, привели к полной разрухе сельского хозяйства и многих отраслей промышленности, связанных с сельхозпроизводством. Выведены из производства от 30 до 40 миллионов гектаров пахотных земель. Мало того, что эти земли не обрабатываются, так они заросли лесом, карантинными сорняками вроде амброзии. Много земель оказались вновь заболоченными, миллионы гектаров загублены расползающимися оврагами, так как 25 лет никто с эрозией полей борьбу не ведет. Давно в России нет мехколонн, которые остановили рост овражной сети на родных просторах в 1960-80 годах.
В ужасном положении оказались заводы, производящие технику для села: производство тракторов и комбайнов упало в 20 с лишним раз, в десятки раз снизилось производство прицепных орудий: плугов, культиваторов, катков, сеялок, сажалок. Причина одна -- нет покупателей. Сельчане бы рады купить, да денег нет.
АВТОВАЗ только год назад столкнулся с кризисом спроса и сразу забился в конвульсиях беспланового производства. Производства, где нет четкой стратегии сбыта, основанной на спросе.
Практически исчезла сельхозавиация, исчезли подразделения «Агрохимии» и автоколонны в сельских райцентрах.

Национальной гвардии не будет

В США имеются в каждом штате вооруженные до зубов формирования национальной гвардии. Эта гвардия состоит в основном из фермеров, которые вооружены не только стрелковым оружием, но и танками, бронетранспортерами и даже боевыми вертолетами. Вся эта техника хранится в основном на фермах.
Национальные гвардейцы участвуют в ликвидации всех ЧП, но особенно жестко подавляют всякие мятежи. Не только американцы, но и многие россияне помнят, как гвардейцы давили мятеж негров на западном побережье -- убивали всякого, кто не спрятался.
У американцев и сегодня стынет в жилах кровь при мысли, что при любом мятеже губернатор может спустить на них гвардейцев. Но правительство США поддерживает деньгами своих кормильцев, планирует ведение сельского хозяйства на всей территории страны, помогает своим верным опричникам всем, включая госзакупку и экспорт сельхозпродукции.
А что же в России? Третий десяток лет власти стараются насадить фермерство на селе, а результат-то нулевой. Кому давать пулеметы и БТР? Фермеров-то нет. Есть мелкие и крупные латифундисты, которых самих надо охранять от нищающих крестьян и батраков.
Жиреют в сельских районах только банкиры, вся мизерная помощь из бюджета идет прямиком в банки, до колхозов 20 лет не доходит ни рубля. Недаром в родном Челно-Вершинском районе при населении в 18-20 тысяч человек открыто 13 филиалов разных банков. Банкиров тоже в гвардейцы не запишешь.
Ожидаемой опоры у олигархического режима на селе нет и не будет.

Не завидую батракам

Сегодняшние латифундисты на селе очень нуждаются в опытных кадра, и прежде всего в механизаторах. Старые кадры уходят в мир иной, а смены им нет. Тащат новые помещики на поля разный сброд со всего ближнего зарубежья.
Кого только не встретишь на полях нашего Ставропольского района: бригады узбеков, молдаван и даже киргизов. Какое уж тут соблюдение трудового законодательства.
Мне становится не по себе, когда вижу, как на селе восстанавливается помещичье землевладение и как одно за другим умирают, исчезают с лица земли русскиесела и деревни. Мне, правнуку крепостного крестьянина из села Вырмадан Чистопольского уезда Казанской губернии Василия Комарова, особенно тревожно за оставшихся, последних русских крестьян.
Мою бабушку, Ульяну Васильевну, избили помещичьи бандиты-охранники кнутами до крови за сбор дикой клубники в барском лесу. В июне 1877 года бабушке было 7 лет от роду. Прадед продал домишко, урожай на корню, погрузил на телегу скарб и с семьей подался пешком куда глаза глядят, но подальше от помещика.
Моя девятилетняя мать была батрачкой. Отдали ее в няньки-батрачки в 7 лет, и росла она в чужих людях до 16 лет, пока советская власть не разделила землю по едокам. Старенькая женщина и через 70 лет часто плакала вечерами, глядя в окно. Просто по морщинистым щекам текли слёеы.
-- Зачем, мама, плачешь? -- спрашивал я.
-- Просто вспомнила я, как в няньках жила. Теперь-то мы хорошо живем, а тогда… -- тихо шептала мать.
Мне сразу вспоминался рассказ Чехова «Спать хочется», словно биография моей мамы. Только грудничка моя мать не душила, а окрики, шлепки, побои, непосильная работа и постоянное недосыпание -- дело обычное для молодой батрачки.
Не завидую я будущим и нынешним малолетним и взрослым батракам и батрачкам. Помещик прет на село. 

Евгений ГЕРАСИМОВ, 
пасечник, ветеран ВАЗа,
специально для "Вольного города"