Сколько себя помню,  всегда занимался  общественной работой, которая почему-то выражалась в странном сочетании идеологической деятельности и… футбола. В школьном  комитете комсомола я отвечал за спортивные успехи своих более одаренных физико-математическими способностями однокашников и, естественно, за идеологическую работу (стенгазета, самодеятельность, смотры «Зримая песня», школьный театр). 

Почему идеология?  Во-первых, потому, что я был ярковыраженным гуманитарием в физматшколе (это когда «тройка» по математике, но «пятерки» по истории и литературе), участвовал во всяких олимпиадах.  Во-вторых, и это было главное, замдиректора по воспитательной работе, преподававшая немецкий, по которому я вполне успевал, с легкостью необыкновенной отпускала меня с уроков для решения задач более важных, чем штудирование текстов типа «Катя унд Коля schwimmen  und bаden». В это время я что-нибудь носил в райком комсомола; выбирал «Ионику» (электроорган, синтезатор); искал краски для газеты или вместе с физруком выискивал подходящего цвета гетры для футбольной сборной школы, за которую и сам выступал.
 В Свердловске, в Уральском госуниверситете, хотя я и там был членом факультетского бюро ВЛКСМ, к моим традиционным футболу и идеологической работе (самодеятельность, стенгазеты, ВИА) добавилось то, что я и сейчас считаю определяющим в моей жизни, -- стройотряд, ССО. Каждый год я ездил в свой любимый «Квадр» (так мы назвали свой отряд). И каждый год помню до мельчайших подробностей. Помню, как мы «рубились» в футбол с местными; как гоняли они нас поначалу с танцев; как мы однажды дали им отпор и даже задружились, особенно когда сами стали играть на танцах;  а наш ансамбль «имени Людвига Фейербаха и конца классической немецкой философии» (что взять с веселых студентов философского факультета), ансамбль, из-за которого я чуть было не вылетел с факультета?  Получая справку в  клубе села  Писанец для последующего отчета о своей комиссарской работе, я, шутки ради, минут пять диктовал подвыпившему завклубом длинное и непонятное название нашего коллектива. Тогда завклубом так и не понял, кто руководит нашим ансамблем -- тов. Энгельс Ф. или какой-то Антонов. Позже, готовя доклад секретаря обкома комсомола о деятельности ССО Свердловской области, кто-то из инструкторов вставил красивое название работы классика марксизма в текст выступления, в раздел о воспитательной роли комсомола на селе. Был скандал.  Секретаря старшие товарищи поправили, направив изучать марксизм на вечернее отделение  нашего факультета. Инструктора уволили. Меня же быстро вычислили, и если бы не чувство юмора зам.декана, женщины смелой и хорошо ко мне относившейся, я бы, скорее всего, вернулся в свой Челябинск. А так обошлось выговором, хотя я искренне не понимал тогда: за что? Почему пропаганда трудов классиков на селе была воспринята едва ли не как попытка «вбить клин между городом и деревней»?
 Позже, работая преподавателем в Красноярске, я был командиром Енисейского зонального стройотряда общей численностью в полторы тысячи человек. У нас  работали студенты из Москвы, Свердловска, Томска. Мы были лучшими в крае, зона -- самая большая в Союзе, о нас писали и говорили в «Комсомолке» и на радио «Юность», получали мы красные знамена  и комсомольские знаки отличия  и грамоты, но всё это было уже не то… Не хватало ощущения общности, почти родственной, с товарищами по тяжелой работе, когда ты пьешь из одной фляжки; когда твой пот и пот друга падает со лба в носилки с раствором; когда тебе, чертыхаясь, помогают втащить тачку с бетоном на прыгающие под вихляющим колесом доски; когда ты, просыпаясь ранним утром, с трудом распрямляешь о грудь скрюченные от вчерашних сотен уложенных кирпичей пальцы; когда вы вместе радуетесь изобретению какого-либо устройства, облегчающего решение технической задачи.
А песни… Какие мы пели песни? «Над Ла-Маншем мокрый снег, Надежды белый парус смят волной. Прошлой ночью снилось мне -- вернулся я в Марсель родной…». Ну, вы же помните, эта мелодия звучала в конце программы «Время», еще на фоне картинок с не нашими городами, яхтами, горами бежали сводки погоды в Марселе, Лондоне, Мадриде, Лиссабоне? Девчонки -- особенно сельские --  рыдали в голос. А была еще и знаменитая песенка, в  которой, после не без трагического  пафоса произнесенной фразы «…коснуться единственной в мире» все, кто был рядом, почти радостно орали: «Моя дар-р-рагая,  кар-р-тошка в мундире»….
 Может, это и объясняется спецификой философского факультета, где нас учили, что свободный от догм и критичный, с иронией и самоиронией ум -- обязательный атрибут философа? Мы в стройотряде пели все что угодно, но только не официозные (хотя и талантливо сделанные) песни типа «Бам!» или «Неистовый стройотряд».  И вообще, комсомол для меня -- это не воспоминания функционеров о съездах, пленумах, проколах при подготовке доклада, не шепотом передаваемые слухи о том, кого и куда «двигают», «смотрят» и назначают, а просто  время моей юности, с гитарой, футбольными битвами, стройотрядами, честной «пахотой» ради самостоятельного заработка и признания друзей, кострами, песнями о любви и печеной картошкой. В мундире, естественно.
 Смотрю на свою разрисованную отрядной символикой куртку. Пять значков ССО, три -- ударника стройотряда. Значок ЦК ВЛКСМ за стройотряды. И горжусь этими самыми дорогими для меня наградами, как и тридцать лет назад. Горжусь -- потому что помню. И помнить буду всегда, потому что я был и остаюсь одним из вас, мои друзья, дорогие мои ребята, мои товарищи по стройотряду. Ведь что бы ни было потом (а было много чего), это были лучшие годы нашей жизни. У меня -- так.
Игорь АНТОНОВ,
президент страховой компании
«АСТРО-Волга»,
кандидат философских наук