Прочитал я в «Вольном городе» статью Елены Старковой «Как я хулиганов наказала» (номер от 16 августа) и считаю, что поступила она совершенно правильно, педагогично. Иначе поступать с хулиганами, будущими отморозками и бандитами, просто нельзя. Надо им преподать уроки жесткой педагогики именно в возрасте 12-14 лет, повзрослеют - будет поздно. Приведу несколько эпизодов из своей жизни.

Погоня пленного немца

Конец октября 1944 года. Мне 8 лет, учусь во втором классе. В середине октября в наше село Новое Аделяково пришли без конвоя 27 пленных немцев. Копать картошку. Выделил им сельсовет пустующий домишко на Нижнем конце. Как они разместились такой оравой в той халупке - для меня загадка до сих пор. На устройство нар они потратили сутки, а через день выкапывали из грязи картошку за 3 километра от села. Мы, парнишки 8-12 лет, были в шоке: почти у всех отцы и старшие братья убиты на фронте, а тут живые фашисты в нашем селе! Непорядок, нужно возмездие!
Не сговариваясь, мы, ученики младших классов, вечерами собирались на горе - почти вертикальном обрыве у Святого ключа высотой в 40-50 метров и ждали немцев. У ног каждого - кучка камешков из известкового плитняка. В вечерних сумерках показывалась вереница немцев. Каждый что-то нес: котомки с картошкой, вязанки с хворостом, вязанки со свежей соломой для постели. Шли тяжело, меся густую грязь башмаками. Уходили они утром в поле до света и возвращались затемно.
Наша ватага засыпала пленных градом камней, они втягивали головы в плечи, прикрывались своей ношей, вскидывая на головы свои мешочки и сумки, вязанки с хворостом и соломой. Каждый из нас, бросив камешек, наблюдал за его полетом. Почти ежесекундно то справа, то слева слышались возгласы:
- Есть. Попал!
Следил за полетом своих плиток и я. Один молодой немец высунул голову из-под вязанки с хворостом, чтобы посмотреть на хулиганов, а в этот момент брошенная мной плитка из камня врезалась ему в лоб, пробив кожу до кости. Он бросил хворост и побежал назад к небольшому овражку, по которому можно было взобраться на обрыв. Мы бросились врассыпную, кто куда: в Сухой овраг, в Студеный ключ. Я же побежал через озимь вверх по косогору, надеясь спрятаться в старых окопах, отрытых белогвардейцами в Гражданскую войну. Увидев погоню, я прятаться не стал, а побежал дальше. Немец догнал меня и, зажимая грязной рукой кровавую рану на лбу, другой ухватил меня за ухо. И начал его крутить.
«Убьет меня фашист, - мелькнуло в голове, -  никто же нас не видит!» От боли горело ухо. Но фриц убивать меня не стал, он плакал и что-то лопотал на немецком. Кровь, смешанная с грязью, текла по его лбу. Он врезал пощечину, измазав пол-лица своей кровью, ухватил меня за плечо и повел к обрыву. Подвел к овражку-распадку и рукой показал, чтобы я спускался первым. Спустившись с обрыва, я убегать не стал, хотя до родных ворот было меньше 100 метров.
Вместе мы дошли до вязанки с хворостом. Остальных немцев уже не было. Совсем стемнело.
- Гитлер капут! - проговорил немец, - я не фашист, я - плен!
И, взвалив хворост на спину, зашагал в темноту. Ночью сельский фельдшер промыл немцу рану и наложил повязку. Больше мы в пленных камни не кидали, а ходили к ним в поле есть горячую печеную картошку. Причем мой «крестник» сажал меня рядом с собой.
Теперь, спустя 70 лет, кидание камней в пленных видится как хулиганство да еще и бесчеловечное, но ведь в то время всех нас, кроме предателей, просто обуяла «ярость благородная» к фашистам, чинившим зверства на нашей Родине.
Возможно, и сегодня жив в Германии мой «крестник». Он доживать будет век с шрамом на лбу, да и я натерпелся тогда  страху - ведь помню этот эпизод столько времени. Думаю, что если бы встретился с бывшим военнопленным немцем, то общались бы как друзья. Вспомнили бы слякотную, холодную осень 1944 года, которую мы провели в селе Аделяково Челно-Вершинского района Куйбышевской области.
Очень я неловко чувствовал себя при разговоре русского парня с пленным немецким офицером в Сталинграде летом 1952 года. В город-герой на Волге я ездил на свои жалкие рубли на открытие Волго-Донского канала - первенца великих строек коммунизма. Висели, стоя на рессоре трамвая, мы трое: русский парень 22-24 лет, немец посередине и я.
- Ты куда торопишься, фашист? - брякнул наш.
- На работу, Иван, на работу! - ответил пленный.
Вот и весь разговор. А мне просто стало стыдно за парня.
Иосиф Сталин к 1952 году отпустил всех рядовых пленных в Германию, но фашистских офицеров и генералов освобождать не спешил. Немецкие офицеры работали на стройках по восстановлению города и ходили без конвоя, в своей военной форме, правда, без погон.
Но и сталинградца понять можно. Возможно, он подростком пережил весь ужас гитлеровского нашествия.

Аршин Трофимыча

В пятый класс Сиделькинской семилетки я пришел в 1947 году. Преподавал математику Гавриил Синельников. В класс он приходил с обыкновенным аршином - линейкой из толстой фанеры с железными наконечниками, длина - 71 см. Он по ней чертил геометрические фигуры на классной доске. И не только…
Дважды хулиганов и болтунов на своих уроках он не предупреждал. Предупредит, одернет словом сначала, не помогает - врезал аршином по спине. Слава Богу, что я за три года не испытал ожога аршином. Не помню случая, чтобы Гавриил Трофимович стегал аршином девчонок, но те замолкали уже при входе учителя в класс. Даже большие щебетуньи враз замолкали. Что же дала такая железная дисциплина на уроках математики мне и моим одноклассникам? Она дала отличные знания основ предмета. За что я до сих пор благодарен этому учителю. Гаврилы Трофимыча давно нет в живых, но только одно его имя осталось у меня и сестры в памяти. Прошло более 60 лет. Имен остальных учителей мы уже не помним.

Воспитание обычным пинком

Март 1954 года в Поволжье запомнился страшным холодом. До середины марта ночью мороз крепчал до минус 45 градусов. Днем температура повышалась до минус 35, но до вечера дул пронизывающий северный ветер, было еще холоднее, чем ночами. На небе ни облачка.
С первого марта нас, выпускников Мелекесского педучилища, отправили на месяц на педагогическую практику. Кто-то был направлен в городские школы, кто-то - в сельские по району, я уехал к себе.
В родном селе Новое Аделяково я учителем работать не мог - не знал чувашского языка, а обучение малышей велось сразу на двух языках: чуваши учились на чувашском, русские - на русском, сидя в одном классе.
До русских школ в Благодаровке и Сиделькино далековато. До Благодаровки - 4 км, зато на пути можно погреться в поселке Любовь Труда, до Сиделькино - 6 км по голому полю. В Благодаровке была однокомплектная школа: 11 учеников в трех классах - первом, втором и четвертом, третьего класса нет. Учительница Ольга Крылова была радехонька моему приходу: у нее появился незапланированный отпуск.
Работать в однокомплектной школе далеко не просто. За те же 45 минут урока надо объяснить материал ученикам сразу трех классов, дать задание двум из них, чтобы занимались самостоятельно, пока объясняешь материал третьему классу, вызвать кого-то к доске, поспрашивать, проверить знания, да и домашнее задание дать тоже всем. Учтите, что одиннадцать учеников сидят за партами в одной комнате.
И если есть в однокомплектной школе отпетый хулиган, то учителю не позавидуешь.
В Благодаровке был именно такой - Петя Тагачин. Он болтал на уроках, вставал и ходил по классу. Слова и окрики на него не действовали. На одной из перемен девчонки, накрывшись шалями, убежали в дворовый дощатый туалет. Прибежали назад, а дверь в школу-избушку без сеней открыть не могут, Тагачин держит дверь изнутри.
- Тагачин, открой дверь! - требую я.
В ответ - ухмылка. Повторяю фразу - в ответ смешок. Что делать? Девчонки за дверью плачут, замерзают на ледяном ветру. Тут я вспомнил про методику Гаврилы Трофимыча, который в эти часы тоже был в школе, в 4 километрах от Благодаровки. Аршина у меня не было. У печки лежала охапка поленьев, но это уже не орудие воспитателя, а орудие убийства. Я встал со стула, сделал два шага к двери и со всего маха врезал подшитым валенком по заду хулигана. От неожиданности Тагачин ослабил хватку, а в это время девчонки снаружи резко дернули дверь, и безобразник распластался на обледенелом крыльце. Он взвыл то ли от боли, то ли от позора и бросился бежать домой, болтая отрывающимися подошвами валенок, оставив пальтишко в школе.
После уроков, оставшись в школе, я растопил печь, начал проверять тетради и составлять план завтрашних занятий, изредка подкидывая поленья в огонь. Вечером, когда уже собирался идти в свое село, примчался мой хулиган с худыми валенками в руках, принес шило, дратву и две иглы. Я показал Петру, как надо прошивать подошву и пришивать ее к валенку. Один валенок подшил я, другой - Тагачин, которому было 15 лет. Ростом он был с меня, да и силенок, пожалуй,  не меньше моего. Жил он у тети, родителей у него не было.
- Женя, что ты сделал с Тагачиным? Изменился парень, домашние задания выполняет, - спросила меня его учительница Ольга Крылова, когда я приехал на майские праздники, чтобы вскопать огород.
- Ольга Владимировна, ничего особенного я не делал, просто дал Петьке хорошего пинка в нужный момент.
Что мне оставалось делать? Комсомольской организации при 11 разновозрастных учениках в школе не создашь. Директор - он же и учитель. Родителей у школьника не было, а тетка с ним не справлялась.
Ну а в педучилище, прочитав мой отчет по практике, поставили оценку «хорошо»,  все остальные оценки в дипломе - «отлично». Посчитали, что уж очень непедагогично дать пинка по заду будущему строителю коммунизма.
Я же до сих пор считаю, что в исключительных случаях в воспитательных целях необходимо применять ремень, прут и даже аршин, чтобы уже в детстве выбить склонность к садизму, злостному хулиганству и прочим порокам общества.

Купите вашей бандитке пистолет!

Вот такой истошный крик я услышал более 30 лет назад, несущийся со двора. Я был дома и на «разбор полетов» со второго этажа во двор не спускался.
- Если потребуется, мы купим нашей Люсе пистолет! - услышал я твердый голос жены.
Дело в том, что из-за запущенности воспитательного процесса в наших школах еще в советские времена стало почти нормой бить и калечить слабого, включая избиение мальчишками девчонок.
Я ведь тоже когда-то был школьником, однако не помню ни одного случая, чтобы какой-то мальчишка избил одноклассницу. Но с приходом в наши школы табунов кандидатов и докторов педнаук воспитательный процесс покатился к нулю. Косяками пошли из школ садисты, бездельники и преступники всех мастей.
Моя дочь, Люся Герасимова, училась в школе № 21 Тольятти. Избиение девчонок мальчишками прямо в школьных классах и коридорах давно стало обычным делом в этой школе, но, думаю, и в других школах города атмосфера такая же. Ведь хулиганы, которых поколотила Елена Старкова, явно не из школы № 21.
Били кулаками молодые садисты и мою дочь, били по лицу, ставили «фонари» под глазами, но Люся, получив фингал, никогда не скулила и не жаловалась нам, родителям. Сама давала сдачи как могла.
Когда дочь училась в шестом классе, хулиган-одноклассник избил ее до синяков. Мы с женой были на работе. Дочь вернулась из школы, взяла с собой соседку-ровесницу и пошла в дом № 17 по улице Карла Маркса, чтобы наказать хулигана. Эта многоэтажка  расположена в 60 метрах от нашего дома. Две девчонки отмутузили парнишку прямо в подъезде, расквасили ему нос. Он пожаловался матери. Вечером эта женщина ворвалась в наш двор и начала орать, что Люся избила ее сына. Моя жена и дочь спустились во двор к орущей бабе. Напрасно дочь показывала синяки, оставленные ее сыном на лице. Та не унималась Парнишка стоял рядом с матерью и тупо глядел в бетон дорожки.
- Эх ты, маме пожаловался, а еще штаны носишь! Вон какой синяк ты мне поставил, но я не плакала и не жаловалась родителям! За что ты меня побил? - задала вопрос мальчишке дочь. 
Тот молчал. Зато его мамаша орала на всю улицу:
- Купите вашей бандитке пистолет!
А по-хорошему ведь именно ей стоило еще тогда разобраться с начинающим садистом и будущим убийцей да врезать ему хорошенько палкой по заду. Возможно, спасла бы сына от тюрьмы.
В 10-м классе этот молодой негодяй с двумя дружками убил и ограбил мужчину на аллее прямо напротив дома, в котором жил. Сел по малолетству на 10 лет.

Бабушка, не убивай!

Наша внучка Женя тоже училась в 21-й школе. Но была не такая сильная и независимая, как ее мать. В пятом классе ее испинали в школе буквально всю: ноги, живот, спину - одни синяки. Плачущая девочка после второго урока пришла домой, а жила она у нас. Я расспросил, кто ее избил и за что. Может, кого словом обидела. Избили ее двое мальчишек-шестиклассников.
В 90-х годах бездельники стали собираться в банды, чтобы жрать, не работая. Глядя на жирующих бандитов, стали готовиться к такой жизни… школьники, организуя мини-банды. Они устанавливали свои порядки даже в школах, принюхивались жить по понятиям, на деле примеряясь к власти кулака и ботинка.
На перемене два садиста встали на лестничном марше и говорили слабым девчонкам:
- Мы запрещаем тебе идти на 3-й этаж. Поворачивай назад.
Слабые поворачивали назад. Внучка шла в библиотеку, ей тоже приказали поворачивать назад, но она прошмыгнула мимо них, но до конца марша добежать не успела. Оболтусы схватили ее и начали избивать.
Я просто не поверил внучке. Неужели ни за что ни про что в школе могут избить тихую, безобидную девчонку, от которой мы, дед с бабкой, не слышали и теперь не слышим ни одного дерзкого или обидного слова?
Пришел в школу, в шестой класс, в котором учились эти отморозки. Попросил классную руководительницу пригласить стажеров-бандюганов в класс и расспросил их в ее присутствии об этом эпизоде. Те подтвердили слова внучки о том, что избили ее ни за что, просто насаждали в школе власть кулака. Я постыдил этих «кавалеров», маленькому покрутил уши, а  верзиле побольше врезал по уху. Дебилу-то не навредишь.  
Потом мы с женой отправились на квартиру к родителям второго, в девятиэтажку у детской больницы на улице Лесной. Встретила  нас грязная жирнющая бабища. Из беседы с ней мы поняли, то ей безразлично, что делает, чем занимается ее сын.
Да, по пути в школу мы с женой зашли к моей сестре, рассказали, что идем выяснить мотивы садистского избиения внучки на школьной лестнице. Просили сестру пойти с нами. Ее педагогический стаж уже тогда приближался к 50 годам, причем из них  20 лет проработала директором средней школы. Сестра с нами не пошла. Но через час, осмыслив наши слова,  пришла в школу, посчитав, что при этом редчайшем случае разговор и наказание садистов тоже должны быть жесткими: мало же, если дед покрутит уши хулиганам.
Маленькая старушка допросила садистов и набила им морды прямо в школе. Причем длинный на всю школу орал: «Бабушка, не убивай!» На крики бежали директор школы, учителя… Цепенели сердечки у хулиганов, любящих помахать кулаками. Так старенькая учительница провела показательный урок по этике и морали школьникам.
Совершенно правильно газета «Вольный город» опубликовала справедливое письмо Елены Старковой, а ее поступок, я считаю, единственно педагогичным в той ситуации.
Ведь мораль и пороки в обществе не изменились со дня сотворения мира. Я в этом убедился, прочитав сочинения грека Лукиана, жившего 2 500 лет назад:
Люди-то мы все разные:
для кого-то достаточно слова,
а для другого нужны ремень,
прут и даже ботинок.
В экстремальных ситуациях и меры воздействия на хулиганов и садистов должны быть экстремальными. Тут Елена Старкова права. 

Евгений ГЕРАСИМОВ,
ветеран ВАЗа, пасечник,
специально для «Вольного города»