Общество
Притка

Это случилось в Челно-Вершинском районе Куйбышевской области летом 1948 года. Сам того не ведая, я заболел приткой. Притка, или порча -- болезнь по наговору, по колдовству. Не хочу, чтобы люди думали, будто верю в потусторонние силы, я просто рассказываю, что со мной случилось.
                                                           Не чувствовал ног
Мать сняла меня с работы на колхозном току и послала на огородик в четыре сотки, чтобы мы с сестренкой выдергали и связали в пучки лук. Огородик в полукилометре от дома.
В середине дня мне очень захотелось пить. Вода в бутылке кончилась, и я по тропинке пошагал на ток, где всегда стояли два лагуна с холодной, с утра конечно, ключевой водой.
Пришел, наклонил лагун и стал пить из дырочки воду. Проходящий сзади Ленька Сергеев придавил рукой мою голову к лагуну. Шутка вроде, но я больно ударился зубами о дубовую стенку. Ленька засмеялся, а я, выпрямившись, разразился обычной в обиходе матерщиной ему вслед. Леонид Сергеев, которому сейчас 77 лет, жив и здоров, живет в селе Ново-Аделяково, на родине, уважаемый всеми, и мною в том числе, человек.
До позднего вечера мы с сестрой проработали на огороде. Все было в норме.
На другой день -- снова огород. Уже утром я почувствовал какую-то неловкость и онемелость в правой ноге, но пошел работать. Через день уже волочил ногу, начала неметь правая рука. Через пять дней я передвигался уже на четвереньках. Мать увезла меня в больницу. Главврачом и хирургом там работал 70-летний еврей из Ленинграда. Жил он в селе с женой, которая ослепла от голода в блокаду.
Если наш сельский фельдшер, осмотрев и выслушав меня, просто развел руками, то опытный врач в больнице все три недели пытался поставить диагноз. Держал он меня в «заразной» палате: один сифилитик, трое чахоточных, я -- пятый. За двадцать дней -- два покойника. Компания для 11-летнего парнишки жуткая.
Самое страшное в моей болезни -- судороги. Они начинались в пять часов вечера, и крутило меня по полчаса. Последние две недели медсестры привязывали меня шлангами к койке, чтобы я в этой сумасшедшей тряске не сломал себе шею. Я извивался, уже намертво прикрученный к железу.
Шла четвертая неделя моего заточения в «заразной» палате. Приехала в очередной раз в больницу моя мать. Главврач заявил ей:
-- У вашего сына началось заражение крови. Сделаю все что смогу. Завтра я проведу операцию и удалю ему правую ногу. Вы согласны?
Мама подумала и сказала:
-- Будь что будет. Операцию делать не надо. Я не хочу видеть сына калекой.
Пришла в слезах в палату и на руках донесла меня до телеги. По возвращении домой мама с бабушкой стали совещаться: что делать?
-- Анка, свози его к Батманихе, пусть на картах погадает: что с ним? -- предложила бабушка.
Мать посадила меня на тележку, на которой мы возили сено и хворост, и повезла меня по вечернему селу к гадалке, чуть ли не за два километра.
Заползаю я в избушку, крытую соломой: у стола сидит перед керосиновой лампой древняя старуха и курит… трубку, дрожат тени по углам. Ну, чистое логово Бабы-яги.
Старушка достала карты, раскинула их, вынула трубку изо рта и говорит:
-- Ничего страшного, у него обычная притка. Где-то у воды он поругался с человеком, там было много народу. Сейчас он вспомнит, где это случилось.
-- Вспоминай, сынок, -- шепчет мать.
Месяц уже прошел, но я вспомнил сцену у лагуна на току.
Старушка Батманова, жаль, что имя ее забыл, взяла нитку, медный пятак, достала с шестка уголек, завязала все в тряпку. Нашептала по-чувашски какую-то молитву и протянула этот узелок мне:
-- Брось на то место, где скандал вышел. Пойдешь туда -- не оглядывайся назад. Нельзя.
Этой же ночью мы с матерью отправились на ток. Сухая темная ночь. Мать идет впереди, я ползу за ней. По переулку у Сергеевых,  на зады и по тропинке в гору -- на ток.
Вот на этой тропинке встретился мне черно-белый котенок. Он путался в ногах у матери, а потом запрыгнул мне на спину и стал царапаться. Я перестал ползти, кое-как дотянулся до хулигана, схватил его и швырнул под откос горы. Котенок исчез. Я же в этот момент, когда выуживал кота со своей спины, полуобернулся…
Бросил я на току узелок и пополз назад. Приполз уже далеко за полночь, хотя туда и обратно  всего полтора километра. Лег спать. Утром проснулся, опухолей на руках и ногах  как не бывало. Ничего не болит.
Мои одноклассники уже проучились полмесяца. Уложил я тетради да книжки в холщовую сумку и пошагал-побежал в школу за шесть километров от дома. Но рано я радовался  исцелению.
Оглядываться нельзя
На перемене после первого урока я еще бегал с ребятами у школы. На втором уроке, а учился я в шестом классе, ноги и руки начали неметь. К концу занятий я просто лежал на парте, находясь в шести километрах от дома, и с тревогой думал как их проползти. Помогли одноклассники, Николай Галкин, ныне писатель, и покойный Константин Парфенов. Они на руках принесли меня домой, уже в сумерках.
На другой день мать снова на тележке повезла меня к старухе Батмановой, вечная ей память. Гадалка раскинула карты, потрогала некоторые пальцами, что-то соображая, сгребла колоду и сказала:
-- Он оглядывался. А это нельзя делать. Теперь будет все сложнее…
Мать с допросом: зачем оглядывался? Тут я подробно рассказал историю с котенком. Она удивилась и сказала, что котенка на тропинке  не видела.
Старушка  собрала узелок, что-то нашептала. Ночью я снова пополз за матерью на колхозный ток. Слава богу, что грязи не было, но ночь -- темнющая. Тишина. 
До крытого тока пятьдесят метров. Перед ним неширокая лощина глубиной чуть больше метра. Ползу через лощину, и тут началось…
Вдруг небо слева посветлело, и на нас с хрюканьем понеслось с бугра стадо свиней. Я уцепился за ногу матери. Мать остановилась. Стадо с диким визгом и хрюканьем пронеслось в метре от нас и исчезло под горой. Через секунду за свиньями на нас с этого же бугра понеслось стадо козлов, угрожающе выставив рога. Пронеслось мимо и тоже исчезло под горой, затих и топот копыт. Шагаем и ползем дальше. До крыши тока --двадцать метров. Я же знал здесь каждый вершок, работал на току не одно лето. И тут включается в работу молотилка. Грохот страшный.
-- Мама, -- шепчу я, -- выруби рубильник сходи. Я подожду здесь. Останови молотилку!
-- Она и так стоит. Станция-то не работает.
В то время у нас, в колхозе имени Азина, на мельнице был установлен трофейный генератор. Полвека в селе нет ни плотины, ни мельницы, ни генератора.
Так под «грохот» неработающей фактически молотилки я совершил антиколдовской ритуал: бросил наотмашь узелок со словами:
-- Черт, свои болезни собирай, а мне спокойствие отдай!
  Обратный путь мы совершили без всяких помех со стороны адских сил. Но в школу я смог пойти только через три дня. Темные силы отпускали организм медленно.
Зато уже 60 лет я хожу на своих ногах и работаю своими руками после тех давних событий.
Любой материалист сегодня воскликнет:
-- Все это бред, все это галлюцинации!
Возможно. Мать не видела картинок со стадами свиней и козлов, не слышала грохота молотилки, которая действительно не работала. Но кто-то же включил тогда в моем мозгу эти картинки-страшилки, да еще сопроводил сверхнатуральным звуковым сопровождением. Кто? Что за болезнь фактически обездвижила меня на месяц, причем опухли без всякой причины руки и ноги? Умнейший доктор со своими коллегами за три недели так и не смог поставить диагноз. Кстати, этот блокадник умер года через три и похоронен в селе, слепую его жену увезли в дом инвалидов.
Нигде за последние 60 лет не видел я картины или рисунка, где бы нечистая сила была изображена в виде лошади, коровы или гуся. Изображение нечисти в виде свиней и козлов -- обычное дело.
Хочешь -- не хочешь, а поневоле  в Бога поверишь, если столкнешься с самой нечистью, проделки которой не объяснит ни один психиатр, ни один астролог.
Что это было?
Что я перенес шестьдесят лет назад -- яркий пример действия на человека черной магии, а по-церковному -- сатаны и его свиты. Были ли колдуны в Ново-Аделякове в прошлом веке?
На улице Русской их не было, да и русских-то на улице Русской осталось всего несколько человек в XXI веке.
А вот среди чувашек, что жили на другом берегу реки, колдуньи были: наводили на людей порчи-притки, делали отвороты-привороты и другие темные дела.
По колдовским законам-канонам колдун должен перед смертью передать свое ремесло другому человеку, иначе будет долго мучиться на смертном одре. В те далекие годы одна женщина с улицы Русской согласилась перенять ремесло у чувашки. Вот один из ее учебных опытов и выпал на мою грешную долю.
Второй опыт начинающей колдуньи пал на ее родного сына: он вообще обездвижил. Или сама мать, или другая гадалка, но исцелили Николая. После этого случая русская женщина бросила занятие черной магией. Наезжая в село ежегодно, я не слышал за последние пятьдесят лет о том, что кто-то пострадал от бесовских сил.
Евгений ГЕРАСИМОВ,
пасечник,   
 ветеран ВАЗа

 

Просмотров : 4565
 
Погода в Тольятти
Сегодня
ночь -8...-10, ветер 1 м/с
утро -5...-7, ветер 2 м/с
Завтра
день 1...3, ветер 3 м/с
вечер 0...-2, ветер 1 м/с