Не успела страна очухаться после затяжных новогодних праздников, как ей навязали дискуссию о «правде жизни» в сериале «Школа», которым нас порадовал Первый канал российского телевидения. В центре дискуссии -- творческий коллектив создателей сериала во главе с девушкой с как бы очень древнеримской фамилией Валерией Гай Германикой. Непоседливая и чуткая, как обнаженный нерв, общественность выступает в роли коллективного критика, заполняя страницы газет, сетевые издания, теле- и радиопередачи хвалебными и негативными отзывами. Взволнованность охватила часть народных избранников и отдельных представителей бюрократии. Прямо-таки буря! А ведь сериал еще только начали показывать. Более того, его еще и до конца-то не сняли. Съемки продолжаются.

Творцы и критики

В книге известного режиссера Андрея Кончаловского  «Низкие истины. Семь лет спустя» есть глава с довольно провокационным названием -- «О пользе онанизма». Не вдаваясь в излишние подробности, отметим, что в ней автор проводит несколько рискованную аналогию между актом творения и актом мастурбации. Отсюда же выводится и роль так называемой профессиональной критики.
«Если использовать аналогию художественного творения как результат мастурбации, -- пишет Кончаловский, -- то критик способен испытать творческую эрекцию только после того, как художник «отстреляется». Он отражает как бы уже отраженный материал, его творческий процесс -- это мастурбация по поводу мастурбации».
В нашем же случае акт… творения еще далек от, скажем так, своего завершения. А вот в акт по поводу этого акта уже включилась немалая часть нашего явно заскучавшего общества. Профессиональная критика пока молчит. Кто знает, возможно, очень скоро выяснится, что применительно к нашему случаю аналогии Кончаловского нам придется воспринимать не как метафоры, а в самом что ни на есть буквальном смысле.

«Правда жизни»

Мне совсем не трудно понять, почему более ста лет назад после постановки пьесы Максима Горького «На дне» на сцене тогда самого продвинутого театра -- МХТа --рафинированная, интеллигентная публика могла спорить о целесообразности, о художественности показа «правды жизни» обитателей ночлежки. Заметим попутно, что кое-кто из воспетых Горьким дореволюционных «бомжей» действительно был убежден в том, что «человек -- это звучит гордо». Рафинированная Россия открывала для себя Россию босяцкую.
 А кто и что для себя открывает в «Школе»? И на какую новую «правду жизни» хотят нам открыть глаза создатели сериала? Ведь ничего принципиально нового в жизни великовозрастных балбесов не происходит. Знаете ли, ничто не ново под луной… А человечишко «звучит» ныне уж и вовсе поганенько.
Не стану ссылаться на собственный педагогический опыт, ибо мне довелось поработать земским учителем в сельской школе. От городской она все-таки отличается довольно существенно. По крайней мере, отличалась. И, тем не менее, и там старшеклассники, несомненно, были знакомы с табаком и алкоголем, да и физиономии время от времени друг другу «чистили». При мне же выдали замуж девятиклассницу, которая во время летних каникул, да на фоне буколической природы, проявила преступную слабость, не устояв перед натиском некоего пастушка, либидо охваченного.
Проще вспомнить свою школу, которую закончил более тридцати лет назад. Вырос я в старой Самаре, в ее историческом центре. Учился в одной из лучших и известных в городе школ. Такие принято называть «школа с традициями». У нас было много прекрасных учителей и способных ребят. Серости, впрочем, тоже хватало. Однако если кому-то очень хотелось, то по морде он получал совершенно элементарно. Не выходя из школы, можно было приобрести американские сигареты, заморские презервативы, фирменные диски. Нужно было только знать, к кому обратиться. Мы уважали пиво, если позволяли финансы, приобщались к хорошим винам, но не гнушались и портвешком. Наркоты не было. Родная советская власть эффективно берегла нас от нее. Да и сексуальные радости было принято искать на стороне, а не внутри поднадоевшего коллектива. И все мы выросли вполне нормальными людьми.
То есть моя «правда жизни» не слишком отличается от той, что якобы впервые до нас доносят создатели сериала «Школа». Но социально-экономический и политико-идеологический контексты были принципиально иными. Общество было другим. Поэтому, в отличие от персонажей «Школы», ни мои одноклассники, ни мои ученики не выглядели отвязанным стадом тупиковой ветви человекообразных.

Вне контекста

«Я не в курсе, что происходит с образованием в России, -- сказала в одном из недавних своих интервью Гай Германика. -- Я даже понятия не имею, что такое ЕГЭ и как это происходит. Но то, что сейчас говорят по телевизору в связи с нашим проектом, о реформах образования… Мне кажется, дело не в реформах, а в человеческих отношениях. Нужно восстанавливать диалог между людьми».
Когда-то меня потрясло, как много интересного и важного может запечатлеть камера уже убитого оператора. Это из кинодокументалистики времен войны во Вьетнаме.
Камера человека, ничего не знающего о проблемах образования, также может отразить немало интересного из жизни российской школы. А если б он еще и знал об этих проблемах! Впрочем, нужно учитывать и кокетство  «криэйтора». Но в любом случае, дело вовсе не в том, чтобы просто восстановить диалог между людьми.
После того как отгремели наполеоновские войны, во Франции времен Реставрации и победившего капитализма министерство образования выделило колоссальные средства на подготовку школьной реформы. Собрали лучших историков, филологов, философов, педагогов, ученых-естествоиспытателей. Одни и те же авторы готовили учебники и хрестоматии, прочие учебные пособия в двух вариантах для так называемой школы «двух коридоров» (Смотрите подробнее об этом работы Сергея Кара-Мурзы). Для тех, кому предстояло стать элитой и в будущем управлять, предусматривалось образование, дающее не только огромное количество самой разнообразной информации, но и формирующее целостный, системный взгляд на мир, развитие общества, науки, культуры. Для всех прочих, чьим уделом должен был стать исполнительский труд, делались почти «веселые картинки». Во «втором коридоре» формировали нечто вроде мозаичного сознания, не обременяя его системностью и целостностью.
Молодая российская буржуазия полна социального жлобства и весьма тяготеет к классовой сегрегации. Мы уже на пути к описанной выше системе образования. Просто в государстве, являющемся по Конституции все же «социальным», есть вещи, о которых говорить как-то не принято. Кстати, припомните, как много в последние годы у нас говорят о недостатке кадров с рабочими специальностями и перепроизводстве управленцев, юристов, журналистов и прочих. У опухшего Капитала резко возрос аппетит на Рабочую Силу. Вот он, социальный заказ для массовой школы.
А школа в сериале «Школа» именно таковой и является. Некоторая же быдловатость ее выпускников не помешает им трудиться на заводах и стройках российского капитализма. Те же немногие, у кого окажутся не только мозги, но и воля, прорвутся и из этой школы. Кто тут с кем должен восстанавливать диалог?

Все опять повторится
Еще в советские времена меня раздражали дискуссии по поводу детских и юношеских фильмов. Но тогда это было хотя бы понятно и объяснимо. Какая-никакая компенсация открытого диалога по волнующим все общество реальным проблемам. Судя по всему, и сейчас обстановка в нашем обществе не слишком с тех пор изменилась. Константин Эрнст, а это именно он вдохновил на творческий подвиг Гай Германику, вставил обществу «шприц для идеологических инъекций» (так Андрей Вознесенский некогда назвал Останкинскую телебашню), и оно благодарно разволновалось.
Самое смешное, что это будет вялотекущая, но со всплесками, дискуссия именно о сериале, а не о реальных проблемах школы, которые, кстати, отдельно от прочих проблем не решаются и не могут быть решены в принципе. Общественность пособачится. Кто-то продемонстрирует свои прекрасные душевные качества. Кто-то выявит скудоумие оппонентов. Государственные мужи, возможно, огорошат нас своей добротой и мудростью. Педагогическое сообщество, подобно выбитой из колеи старой деве, закатит истерику, но быстро успокоится. Весело в этом шапито будет только самим школьникам.
А затем все пойдет своим чередом. Ребятишки, как издревле повелось, будут стремиться к запретному. Табачок. Алкоголь. Теперь, увы, и наркотики. Первые сексуальные опыты… Большинство, как это было и во все времена, станут нормальными, вменяемыми людьми, полезными членами общества, почтенными матронами и отцами семейств. И как пелось в прекрасной советской песне: «Будут внуки потом. Все опять повторится сначала».

А что сериал? Да ничего! Вряд ли он сможет катастрофически повлиять на моральный облик, на нравственный уровень школяров. В конце концов, для желающих стать подонками, в реальной жизни всегда найдется масса куда более притягательных и пленительных примеров для подражания. Все же причастные к появлению сериала получат то, на  что и рассчитывали. Кто -- рейтинг и славу радетеля о нравственном здоровье подрастающих поколений и нации вообще. Кто -- пиар, которого не бывает слишком много, и новые творческие горизонты. Кто-то -- просто бабло. Общество -- недоумение: а по поводу чего мы тут разбрехались?

        Игорь  ЕЛИЗАРОВ,
 кандидат исторических наук,
специально для «Вольного города»