Бывший министр экономического развития и торговли Герман Греф однажды высказался в том смысле, что ежели в нашей стране перестанут воровать, то это будет уже не Россия, а совсем другая страна.
Неужели в самом деле президент Дмитрий Медведев, вознамерившийся лично возглавить борьбу с коррупцией, оставит своему преемнику и, разумеется, всем нам совершенно другую страну, не совсем уж и Россию, к которой мы, несмотря ни на что, все же привыкли?

Всенародная кунсткамера

Нас продолжают назойливо призывать выбрать себе прошлое, какого-нибудь исторического персонажа, который особенно наследил в отечественной истории, да и в памяти народной. Последуем совету. Остановим свой выбор на исполинской фигуре Петра Великого. Общеизвестно, что этот трудолюбивый и неистовый царь самым жесточайшим образом преследовал казнокрадов, мздоимцев, взяточников. И пытали их, и вешали, и ссылали в Сибирь. И даже своего любимца светлейшего князя Меншикова Петр не раз охаживал дубиной за весьма непринужденное обращение с казенными финансами.
Надобно сказать, что разгул воровства в те времена был прямо-таки апокалиптическим. Коррупция процветала. Коррупционеры проявляли изрядное бесстрашие, своего рода мужество. По данным известного историка XIX века Николая Костомарова, автора многотомной "Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей", "из 100 рублей, собранных с обывательских дворов, не более 30 шло действительно в казну, остальное беззаконно собиралось и доставлялось чиновникам". При этом, как писал историк, казнокрады проявляли изрядную изобретательность. Выражаясь современным языком, мыслили по своей воровской части весьма креативно. Но более интересна сама причина его столь ожесточенной борьбы с коррупцией. И, конечно, ее итог.
Преобразуя Россию, Петр одновременно стремился выпестовать новую российскую элиту, чье призвание -- истовое и честное служение Отечеству, государству Российскому. А элитой этой могло быть тогда только дворянство. Петр не только возвышал одаренных выходцев из социальных низов, но и очень высоко ценил представителей старой родовой знати, если последние могли принести хоть какую-то пользу его делу. О том, как много царь сделал для обновленного дворянства, для элиты государства, можно узнать из соответствующего раздела изданной пару лет назад роскошной "Истории российского дворянства". Но и требования крутого самодержца к слугам царя и отечества были исключительно жесткими. Если уж он себя не щадил, то щадить других ему бы и в голову не пришло. Тем более, если речь шла об ущербе казне, государству.
"Он понимал общее благо как частный интерес каждого, а не как общий интерес, которому должно жертвовать частным интересом каждого", -- писал один из крупнейших российских историков Василий Ключевский. Попросту говоря, для Петра вообще не существовал человек сам по себе и его частный интерес. Ценность человека определялась его полезностью государству, абсолютному монарху. Воровали не только заведомые мерзавцы, но и вполне нормальные по тем временам люди, понимавшие, что завтра можно запросто сгинуть на службе государевой. При Петре жизнь была осязаемо быстротечна. Возможные радости, пусть даже такой жизни, не имело смысла откладывать на завтра. Оно могло и не наступить.
Воровство оказалось непобедимым. Петр настолько ожесточился, что как-то на полном серьезе хотел издать указ "вешать всякого чиновника, укравшего хоть настолько, сколько нужно на покупку веревки". Тогда-то генерал-прокурор Ягужинский и спросил царя: "Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг и без подданных?"
В итоге Петр разочаровался и в борьбе с казнокрадами, да,пожалуй, и в людях. "Раз в кунсткамере, -- писал Ключевский, -- он говорит своему лейб-медику Арескину: "Я велел губернаторам собирать монстры (уродов) и присылать к тебе... Если бы я захотел присылать тебе монстры человеческие не по виду телес, а по уродливым нравам, у тебя бы места для них не хватило; пускай шляются они во всенародной кунсткамере: между людьми они более приметны".

Потерянный  к(рай)

У Михаила Салтыкова-Щедрина есть такая забавная и поучительная история. В одну из отдаленных губерний необъятной империи назначили нового губернатора. Тамошние жители, узнав об этом, на всякий случай закручинились. Подобно обитателям леса в сказке "Медведь на воеводстве" они на основе предшествующего опыта, видимо достаточно горького, ожидали от нового губернского начальника "кровопролитиев" или чего-нибудь не менее серьезного. Однако эти их ожидания нисколько не оправдались.
Новый губернатор довольно долго присматривался к доставшемуся ему наследию, изучал обстановку и людей. И лишь после этого начал издавать на удивление разумные распоряжения, целью коих являлись разного рода улучшения жизни и быта обывателей. При этом обыватели с изумлением обнаружили, что новый губернатор совершенно лишен каких-либо наклонностей к жестокости и лихоимству. Быстро привыкнув к этому, обыватели перестали его бояться и не спешили выполнять даже очевидно разумные и им же самим полезные распоряжения. Губернатор страдал. Размышлял. Пил временами водку. Потом возобновлял свою ненасильственно реформаторскую деятельность. Опять страдал. Вновь анализировал. Пил водку.
Потом одумался и на все плюнул. Перестал издавать распоряжения, а со временем бросил и в Санкт-Петербург отписывать. По прошествии нескольких лет и в столице забыли о губернаторе, а самое главное, о губернии. Никаких ревизоров и прочих проверяющих. Прошло еще какое-то время, и сама губерния исчезла с карт Российской империи. Обыватель, уже давно не пуганный властью, все прекрасно обустроил и в быту, и в своем бизнесе, и даже в окружающей среде. Жители губернии не могли нарадоваться на своего губернатора, мудро погрузившегося в свою частную жизнь. Они благоденствовали. Вот так из множества частных интересов и родилось общее благо.
Салтыков-Щедрин, убежденный государственник, опытный чиновник, послуживший вице-губернатором в Тверской и Рязанской губерниях, конечно же, пародировал распространившиеся в пореформенной России наивные и очевидно неуместные либеральные вожделения. Он прекрасно понимал, что без государства, пусть даже и с коррупционным душком, сколько ни складывай частные интересы, все равно никакой суммы -- общего блага -- не получишь.
Кстати, эта пародия, да еще в карикатурном виде, почти осуществилась у нас в 90-х годах прошлого века. Конечно, субъекты Федерации не исчезали с российских карт, но по стране проходило триумфальное шествие частного интереса. В обнимку с лихоимством. Этот интерес принял форму коррупции. И воровали с размахом.
Когда-то Меншиков по государственным делам оказавшийся в Польше, как с цепи сорвался и хапал даже мелкие взятки. Петр в своем письме фавориту осыпал его за это укоризнами. Дескать, стыдно вот так поступать. Александр Данилыч сделал должный вывод и с тех пор воровал исключительно по-крупному. В нашей пореформенной России у него оказалось последователей тьма-тьмущая.

На чем основан оптимизм?

Само существование государства является вполне достаточным условием для коррупции. Если есть кто-то, кому дано право что-то разрешать или запрещать, такая ситуация потенциально уже содержит возможность мздоимства. Без разрешительных и запретительных функций государство в принципе не может существовать. Без них оно перестает быть собственно государством. Следовательно, коррупцию можно только загнать в более или менее приемлемые для данного общества рамки.
У нас есть развитый частный сектор экономики. Но существует и мощный государственный, в том числе гигантские корпорации, где государству принадлежит контрольный пакет. Давно известно, что частный сектор -- это часть экономики, которая регулируется государством. Неважно в данном случае, каково качество этого регулирования. А государственный сектор -- это часть экономики, которая не регулируется никем. Недавно в одной из телепередач ее участник сказал, что в контролируемых государством корпорациях представители государства ведут себя просто как мажоритарные акционеры, а не как люди, представляющие стратегические интересы общества и государства. Это чревато... В том числе и коррупционными соблазнами. Диалектика частного и общего очень тонко запутана.
Сейчас власть действительно пытается открыть широкую дорогу развитию малого и среднего бизнеса, защитить его от коррупционных поползновений. Ну, хорошо, можно этот бизнес избавить от многих обременений, существующих ныне. Но ведь будут возникать новые проблемы и коллизии. Такова жизнь. Скажем, с увеличением числа мелких и средних предпринимателей резко возрастет и количество наемных работников. Соответственно, возрастет значение регулирования трудовых отношений и соблюдения трудового законодательства. В сфере мелкого бизнеса наши и без того не слишком боевые профсоюзы вряд ли смогут эффективно действовать. Опять это ляжет на натруженные плечи чиновников. Потенциально -- чем не кормушка? И это, что называется, пример навскидку.
Каким образом собираются загнать коррупцию в приемлемые рамки? Как государство намерено убирать за собой? Возможно, у президента, у власти есть некие неведомые нам пока возможности и ресурсы для успешной борьбы с коррупцией. Хорошо, если так. Возможно, и то, что нам все же придется стать на путь развития традиционной, основанной на принципах политического либерализма, демократии. Помогла же эта модель Италии в значительной степени победить коррупцию. Теоретически есть и путь, намеченный авторами нашумевшего не так давно проекта "Россия". Монархия, опирающаяся на принципиально новую, способную планетарно мыслить и самоотверженно служить государству и обществу элиту. Верховная власть недостижима, а потому независима от народа и его предрассудков. На престоле -- нравственно здоровый человек. Союз трона и алтаря. Проблемы могут быть какой угодно сложности, но все они в данном случае становятся  решаемыми.
Какой бы путь ни выбрали, а в России мы будем жить долго...

Игорь  ЕЛИЗАРОВ,
кандидат исторических наук,
специально для "Вольного города"