Истоки
(16+) О войне мне рассказал отец
Летом 1941 года мне было 11 лет. Жили мы тогда в маленькой деревушке, затерянной в глубинке Новгородской области под названием Малая Березка. Отец с матерью выехали сюда к родне из Петрограда в голодном 1919 году. Отец лояльно воспринял советскую власть, и поскольку был неплохо образован (в Петрограде работал мастером на оборонном заводе), устроился уполномоченным по сельскому хозяйству. Конкретной его должности я не помню, помню только, что он был постоянно в разъездах, а все хозяйство: огород, куры, козы, боров Васька – лежало на мне с матерью. Мерина Орлика сразу отвели в колхоз. Старший мой брат (у нас с ним была большая разница в возрасте) окончил сельскохозяйственный техникум в Новгороде, отвоевал Финскую войну. Потом поступил в военное училище в Бресте и закончил его 22 июня 1941 года.
В наши края война подошла быстро. Помню большое количество проходящих через нашу деревню войск, в основном кавалерии и пехоты. Мать устроилась поварихой в офицерскую столовую. Отцу выдали винтовку, и он с другими непризванными в армию мужиками бегал по лесу, отлавливая немецких парашютистов-диверсантов.
Однажды мать отправила меня в соседнюю деревню Большая Березка в магазин, куда по слухам должны были привезти сахар. Народу собралось много. И тут появился немецкий самолет, сделал круг над нами, никто и не подумал бежать прятаться, а стояли и таращились в небо. На втором заходе он открыл огонь из пулеметов, хотя видел, что внизу были мирные жители. Паника и крики раненых отложились в моей памяти навсегда. Себя не помня, от страха я бежал домой без остановки.
Через два дня стали появляться отступающие и просто бегущие бойцы Красной армии. Некоторые шли строем с оружием, но многие брели, побросав винтовки и выглядели жалко. Помню, как один такой воин раздел наше чучело, бросив обмундирование и винтовку у нас в огороде.
Наступило затишье, наши ушли, немцев целых пять дней не было. За это время мы, мальчишки, собрали по целому арсеналу оружия, у каждого был строевой армейский конь под седлом, на конях устраивали скачки. Ночью мы стреляли по летящим самолетам трассирующими патронами, быстро научившись отличать их от простых. Само собой, самолета мы не сбили, но чувствовали себя защитниками своей земли.
В это время в деревню организовано пришел отряд бойцов Красной армии под командованием лейтенанта при оружии и с двумя ручными пулеметами, было их 25 человек. Им подсказали, что в столовой остались продукты, и они обратились к моей матери, чтобы она организовала им обед. Мать досыта накормила бойцов, как оказалось, это был их последний обед. Лейтенант сказал, что дальше они отступать не будут и примут бой за деревней на развилке дороги. Я со своими друзьями крутился вокруг бойцов, смотрел, как они копали окопы, пока нас не прогнали. В деревне тем временем завмаг взял винтовку, вещмешок, так как был приписан к партизанскому отряду, открыл магазин и разрешил народу все разбирать. Люди бросились хватать все подряд. Я ухватил коробку с папиросами «Спорт» и сидел, держа еёе двумя руками, но из рук друг у друга никто не вырывал. Папиросы я благополучно донес домой.
Вскоре за околицей деревни послышалась пулеметная и оружейная стрельба, взрывы гранат. Мать мне велела прятаться в погреб. Они с отцом зарылись в сено на сеновале. Ночь прошла спокойно. На следующее утро мы сели в избе за столом и ждали, что дальше будет. По деревне послышались треск мотоциклов, резкий немецкий говор. Мать запретила выходить из дома, но я все-таки ушел.
По улице уже бродили немецкие солдаты, они ловили кур. У нашей соседки они завалили и стали колоть молодую свинку. Соседка кричала, что у нее дети, их надо кормить, на что они указывали на нашего тощего борова Ваську и говорили:
– Матка бери – колхозный.
Наш боров был тощий – кожа да кости. Меня подозвал немецкий мотоциклист и, указав на сено, велел принести ему охапку. Я, скрывшись за ближайшей избой, дал стрекача до дому. По деревне стал ходить немецкий патруль, вытаскивая из изб оставшихся мужиков, зашли и в нашу избу. Отцу велели взять лопату и выходить. Мы с матерью заголосили, будучи уверенными, что отца расстреляют. Немцы затолкали нас назад в избу и пригрозили, чтобы мы не высовывались. Мать забилась в истерике, я плакал рядом. Однако к вечеру отец вернулся, он рассказал, что немцы заставили их рыть братскую могилу для наших погибших бойцов. Документов он ни у кого не нашел. Вечная им память. В нашей избе расположились немецкие офицеры. Их подлый рыжий денщик первым делом обшарил курятник, набрал яиц, зарезал двух куриц. Потом все шарил по двору. Я ходил за ним следом, хоть мать умоляла меня не делать этого:
– Пусть берет, что хочет.
В это время в деревне происходили страшные события, я увидел своими глазами. Нашего вожака Витьку Васильева (парнишку лет пятнадцати) и его отца выдали местные, затаившие злобу на советскую власть. Их вдвоем связанных гнали через все село и били плетью через каждые два шага, когда они упали, их спокойно пристрелил офицер из пистолета. Единственный в нашей деревне еврей учитель Соломон Давидович пришел жаловаться в штаб на солдат, что забрали у него кур, говорил, что он не коммунист, а простой учитель и всегда относился с уважением к немецкой культуре. Немцы его со смехом выслушали, сказали: «Карашо», отвели за конюшню и расстреляли. Моего отца никто не выдал, может быть, потому, что человек он был добродушный и зла старался никому не делать.
На следующий день в деревню пригнали колонну наших военнопленных, их выстроили перед сельсоветом, где расположился немецкий штаб. Немецкий офицер, который хорошо говорил по-русски, их спросил:
– Ну что есть еще желание воевать с германской армией?
Все стояли молча, понурив головы, но нашелся один шустрый, он вышел вперед и заявил:
– За что воевать? За пайку сталинских сухарей? Пусть он сам воюет.
Немцы посмеялись и его вместе с остальными заперли в колхозной конюшне и выставили часового. Я, несмотря на запрет матери, вместе со своими друзьями все это наблюдал. Пленных немцы кормить не собирались. На следующий день они протягивали руки через маленькие оконца в конюшне и, завидя нас, пацанов, просили хлеба. Мы побежали домой – набрал каждый что мог – и совали им в протянутые руки. Шустряк, который не хотел воевать за пайку сталинских сухарей, и здесь был первым, но мы не замечали его протянутой руки. Вскоре пленных куда-то угнали.
Немецкое командование издало приказ, чтобы население сдало все оружие, грозя расстрелом за неисполнение. Мать всю ночь топила мой арсенал в реке, но два кавалерийских карабина я все же закопал в огороде, присыпав навозом.
Отец решил навестить моего крестного, своего двоюродного брата, с которым вместе были в истребительном отряде, он жил в селе Большая Березка и меня взял с собой. Отцу было 57 лет, он воевал еще в русско-японскую, имел ранение в ногу и хромал. Дорога шла через лес, перед самой деревней нам навстречу выбежал знакомый мужик. Он прохрипел:
– Не ходите туда, там бьют и жгут.
Но мы все-таки решили дойти. Сразу от края деревни услышали женский плач и причитания. Толпа женщин сгрудилась у одной из изб.
Воспоминание от увиденного неизгладимо врезалось в мою память. Пять расстрелянных мужиков лежали у стены. Отец узнал моего крестного и перевернул его лицом вверх, вместо лица было кровавое месиво. Как выяснилось, финский карательный отряд расстрелял всех сельских активистов по наводке недобитых подкулачников. Стреляли разрывными пулями в затылок.
На обратной дороге мы, услышав шум, спрятались в кустах. По дороге немцы гнали колонну наших военнопленных. Немцы были верхом на конях, с винтовками за спиной. Их было всего человек десять, а наших не менее ста. Убежать можно было без труда, ведь дорога шла через лес. Но они шли строем и многие с котелками, наверное, рассчитывали на немецкую похлебку. В своих листовках, которые мы читали, немецкое командование просило, сдаваясь в плен, захватить с собой котелок и ложку. Повзрослев, я задавался вопросом: если бы все сражались как тот лейтенант со своим взводом, который принял бой у нашей деревни, то немцы не дошли бы до Ленинграда? Может, так уж был и неправ товарищ Сталин, когда сказал, что у нас нет пленных, а есть предатели. Во всяком случае, среди тех пленных, которых я видел, раненых не было.
К зиме немцы всех сельчан из изб повыгоняли. Мы устроились в малюсенькой баньке в овраге у родника. Наш боров Васька набрал вес, мы смогли тайно его заколоть, и мать заготовила целую бочку солонины. Большим подспорьем стала картонная коробка с папиросами, которую я ухватил в магазине. К весне 1942 года нас освободила Красная армия, но боев вблизи нашей деревни не было. Исходя из стратегических соображений, на этот раз было организованное отступление. Всех жителей эвакуировали, а деревни сжигали. Оставшееся барахлишко: чугунки, ухваты и прочее – закапывали в ямы, надеясь вернуться. Мы с матерью отправились на железнодорожную станцию на эвакопункт, а отец был должен остаться с партизанским отрядом. Совершенно случайно он нас догнал перед самой посадкой в поезд. Его отпустили, посчитав, что пожилой и хромой будет полезней в тылу. Так мы оказались в деревне Демидовка Сызранского района Куйбышевской области. После войны наша Малая Березка не восстановилась, и мы прижились на новом месте. Старший мой брат воевал под Сталинградом, командовал ротой, был ранен, после излечения в госпитале вернулся в строй и погиб при освобождении Смоленска. Нам так и не пришлось с ним встретиться.

Рассказ моего отца Анатолия Исакова
записан дословно его сыном
Сергеем ИСАКОВЫМ,
Центральный район
Просмотров : 3171
 
Погода в Тольятти
Сегодня
день 1...3, ветер 8 м/с
вечер 0...-2, ветер 0 м/с
Завтра
ночь -3...-5, ветер 0 м/с
утро -2...-4, ветер 2 м/с