Во все времена мошенники были элитой преступного мира, но раньше они чаще выбирали роли военного или сотрудника спецслужб. Предельная закрытость этих ведомств давала им возможность для широкого маневра.
 
Ночной звонок

Была уже ночь, когда в квартире начальника тольяттинского отдела КГБ раздался звонок. Звонил первый секретарь Автозаводского райкома партии  Китаев. Иван Никифорович извинился за беспокойство и сказал, что ему нужно посоветоваться по одному очень важному делу:
– Понимаете, сегодня ко мне приходили два человека. Разговор вел один, у него такой мандат, какого я никогда не видел. С очень широкими полномочиями.
– А что за полномочия? – поинтересовался Вениамин Кожемякин.  
– Вениамин Ефимович, не обижайтесь, но многого я вам рассказать не могу. Я дал подписку.
– Какую подписку?
– О неразглашении разговора, который состоялся  между мной и обладателем мандата.
– Хорошо, а чего хотите от меня? Вы рассказали очень мало, чтобы дать квалифицированный совет.
– Рад бы сказать больше, да не могу. А сомнения гложут…
Шел семьдесят шестой год, тогда к таким вещам, как подписка о неразглашении, относились очень серьезно. Поэтому Китаев долго мучился перед тем, как посвятить начальника отдела КГБ в некоторые подробности таинственного визита незнакомцев.
Выяснилось, что гость, придя к Китаеву в кабинет, достал из портфеля правительственный пакет. Этот пакет был адресован лично Ивану Никифоровичу. Затем гость попросил  его отвезти  к генеральному директору ВАЗа. Перед поездкой посланец из Москвы забрал письмо, адресованное Китаеву, сжег его тут же в кабинете, а пепел тщательно размял пальцами. Пока он уничтожал остатки письма, Иван Никифорович подписал бумагу о неразглашении только что состоявшегося разговора…
– Визит москвича был предварен звонками из горкома, обкома партии? – спросил Кожемякин.
– Нет. Эта поездка секретна.
– Хорошо, а что за мандат был у него?
– Из центра. Сам человек – майор КГБ.
– Кем подписан?
– Первым лицом.
– Андроповым? – удивился Вениамин Ефимович.
– Нет, первым лицом страны. Брежневым.
– Брежневым? – еще больше удивился Кожемякин. Он-то знал, что генсек такие мандаты никогда не подписывал. Только Андропов мог иметь документы, подписанные лично Брежневым. Все остальные в центре могущественного КГБ были уровнем ниже, а потому самое большое – могли иметь подпись Андропова.
– Да, Брежневым, я сам видел.
– У вас еще будет встреча с москвичом?
– Завтра в девять ноль-ноль у него снова встреча с генеральным директором ВАЗа.
– Понятно, постарайтесь завтра встретиться с Житковым пораньше, и пусть он спросит у москвича, кто конкретно из центрального комитета или правительства сможет подтвердить его полномочия. Если назовет человека, пусть Анатолий Анатольевич воспользуется правительственной связью и сам все уточнит. Если не назовет, то пусть Житков нажмет кнопку. В приемной будут находиться наши сотрудники, они знают, что надо делать.
Я бы сам завтра подъехал, но не могу – утром должен быть в областном управлении на коллегии. В приемной будет мой заместитель Мутилин. Я Николаю Акимовичу сейчас сам позвоню.

Легенда Лосыка

Молодой мужчина приятной наружности, у которого фамилия заменяла имя, кличку и собственно фамилию, в Тольятти приехал из Сухуми. Отсидев за мошенничество, Лосык за три месяца разработал новую операцию и решил апробировать часть плана вдалеке от нашего города.
Прибыв в Сухуми, он явился к одному из секретарей обкома партии, показал удостоверение майора КГБ и, соблюдая некоторые правила конспирации, изложил цель своего визита:
– У вас, как и по всей стране, идет обсуждение проекта новой Конституции. Центральный комитет КПСС и комитет государственной безопасности хотят иметь информацию изнутри о подлинном положении дел. Поэтому я командирован сюда в срочном порядке. Предоставьте мне возможность побывать в трудовых коллективах.
При словах «в срочном порядке» секретарь обкома вздрогнул и на всякий случай мысленно попрощался со своей многочисленной родней.
Экскурсии в народ Лосыку организовали по полной форме. Молодой мошенник в окружении партийных боссов ходил по цехам, беседовал с симпатичными работницами и седыми ветеранами. Время от времени он делал какие-то пометки в блокнот, что-то уточнял у сопровождавших его лиц и почти не делал замечаний, что воспринималось организаторами «экскурсии»  как добрый знак.
В каждом трудовом коллективе Лосык благосклонно принимал «сувениры». Это были  иногда действительно сувениры, а чаще взятки, закамуфлированные под них. Не отказывался и от обильных угощений, которые всегда считались признаком кавказского радушия.
Лосык не спешил делать то, зачем, собственно, приехал в Сухуми. Он прекрасно понимал, что одно неверное движение и могут возникнуть подозрения. Поэтому, обобщая в обкоме итоги встреч, он сдержанно похвалил партийных руководителей:
– Неплохо. Неплохо. Я доложу в центр. Думаю, что там останутся довольны тем, как в Абхазии обсуждают проект новой Конституции.
Функционеры автономной республики, начисто забыв классическое произведение Гоголя, радостно кивали головами. Ничего плохого «ревизор» в Москве не скажет, а значит, можно жить спокойно.
– А кстати, совсем забыл уточнить, как ваша пресса освещает обсуждение проекта?
Функционеры встрепенулись и повезли Лосыка в редакции газет. Там повторился спектакль с блокнотом и уточняющими вопросами. Оценка, выданная прессе, не расходилась с общей оценкой, уже озвученной проходимцем в обкоме:
– Неплохо. Я поставлю в известность центральный комитет.
Перед тем как проститься, Лосык на секунду задумался и спросил главного редактора главной партийной газеты Абхазии:
– Вы не могли бы мне помочь?
– С удовольствием.
– Меня отправили в командировку в срочном порядке, поэтому я не захватил специальных бланков. Не могли бы вы в типографии отпечатать по сто бланков и конвертов?
– Не беспокойтесь, сейчас все сделаем.
Пока Лосык пил чай и вел полусветскую беседу, в типографии отпечатали на самой лучшей бумаге заказ. На каждом конверте,  бланке золотыми буквами сияли слова: «Президиум Верховного Совета СССР».
Простившись с гостеприимными кавказцами, мошенник отбыл в сторону Тольятти. В пути он нашел будущего покупателя. Богатый армянин согласился купить у него десять автомобилей по сходной цене, за что обязан был финансировать поездку в наш город.
Приехав в Тольятти и отряхнув дорожную пыль, скромный комбинатор решил для начала не лезть на рожон и все хорошенько разведать. Для этого он пришел в горком партии. Но секретари его уже не  интересовали. Лосык сосредоточил свое внимание… на постовом милиционере, охранявшем покой горкомовцев. Расположив к себе двумя-тремя меткими фразами постового, сухумский «ревизор» узнал, что ему требовалось, вплоть до фамилий и некоторых привычек первых руководителей.
Затем составил два письма. Одно на имя первого секретаря Автозаводского райкома партии, другое – на имя генерального директора ВАЗа. Высмотрел подходящее учреждение, куда заскочил в обеденный перерыв, и сам на специальных бланках отпечатал письма.
Круглая печать Верховного Совета СССР, а также факсимиле печати Брежнева у него были сделаны заранее. Сделаны, кстати, собственноручно.
И вот, застращав секретностью Ивана Китаева, комбинатор уверенно проследовал в кабинет генерального директора ВАЗа, где вручил Житкову правительственный пакет. Анатолий Анатольевич вскрыл этот пакет и прочел, что майор КГБ приехал к нему по поручению центрального комитета и Верховного Совета. В одном из закрытых режимных городов произошел взрыв, в результате которого погибли люди. В строгой секретности принято решение о компенсации деньгами  и товарами родственникам погибших. Поэтому ВАЗ должен  безвозмездно передать на это благородное дело десять новых автомобилей.
Лосык в двух словах прояснил ситуацию, потом отобрал «государственную бумагу» у Житкова и сжег ее. На Анатолия Анатольевича такая секретность произвела впечатление. Тем временем мошенник, привычно разминая  пепел, попросил генерального директора дать подписку о неразглашении их беседы.
Когда были улажены все «формальности», обе стороны договорились, что встретятся завтра утром, тогда и решат окончательно вопрос об отправке автомобилей.

Финита ля комедия

На следующий день Иван Китаев пораньше зашел к генеральному директору и рассказал про рекомендации начальника отдела КГБ. Анатолий Анатольевич согласился с доводами и решил порасспросить московского гостя о предоставленных ему полномочиях.
В приемную к Житкову Лосык прибыл с армянином, которого, как и в первый раз, оставил ждать, а сам бойко направился в кабинет.
Начало разговора мошеннику не понравилось.
– Как! – вскричал он. – Вам мало тех документов, которые я представил?! Да вы отдаете себе отчет в том, что говорите?! Вы будете отвечать за проволочки в центральном комитете. Вот там и расскажут о моих полномочиях.
Анатолий Житков спорить не стал, он просто нажал кнопку. В кабинет сразу же вошли двое в штатском.
– Ваши документы? – спросил один, подходя к Лосыку.
– А вы кто такой? – с  негодованием спросил аферист.
– Я заместитель начальника отдела КГБ Мутилин. Это сотрудник отдела Симонов. Разрешите посмотреть ваши документы.
– Пожалуйста.
Лосык протянул свое удостоверение сотрудника КГБ. От настоящего оно отличалось только двумя нюансами. Слово «майор» было написано с ошибками. Там так и значилось: «маёр Комитета государственной безопасности». Второй нюанс – факсимильная подпись Брежнева.
Почему эти мелочи не продумал Лосык? Ошибку он, западный украинец, выросший на Львовщине, просто не заметил. Ну «маёр да маёр». А вот подпись самого Леонида Ильича тиснул специально – для усиления эффекта.
– О! все ясно, – улыбнулся Николай Мутилин, – пройдемте с нами.
Вместе с портфелем и армянином, хлопавшим удивленными глазами, Лосыка привезли в отдел КГБ. Здесь первым делом изучили содержимое портфеля. Оно, кстати, выдало афериста с головой: бланки и конверты президиума Верховного Совета, печати, блокноты с сухумскими записями.
Запирался Лосык недолго. Потом изложил все подробности продуманной им комбинации. Сразу же в Москву на Лубянку полетела шифровка. Дальше события развивались по накатанной колее. По факту мошенничества было возбуждено уголовное дело, а из Москвы вылетели следователь с конвоиром, чтобы увезти с собой человека, замахнувшегося на верховную власть.
Рассказывают, что Лосыка пытались допрашивать представители других ведомств, но он с ними не церемонился. Напористость сбивал тремя фразами:
– Ты кто такой? Разговаривать со мной не умеешь. А кто умеет? КГБ. Я им все рассказал, а тебе не скажу ни слова.
Увезли Лосыка в наручниках, и больше в Тольятти его никто не видел. Судили в Москве и дали то ли пять лет, то ли восемь. Более точный срок в нашем городе назвать никто не смог. Сколько времени-то прошло. Кстати, о времени. По понятным причинам об истории с Лосыком на протяжении многих лет никто и никогда не вспоминал…

Сергей РУСОВ